Масонское противостояние в Московском университете

История российского масонства XVIII столетия включает замечательный, но малоизвестный эпизод идейного противостояния, разворачивавшегося в стенах Московского университета. В период 1770–1790-х годов университет стал не только центром просвещения, но и ареной борьбы двух масонских направлений, отражавшей глубинные процессы в интеллектуальной жизни России эпохи Просвещения.

В структуре университета сформировались две противоборствующие масонские группировки. Первую составляли мартинисты-розенкрейцеры во главе с профессором Иваном Григорьевичем Шварцем (1751–1784). К этому кругу принадлежали куратор университета Михаил Матвеевич Херасков, издатель Николай Иванович Новиков, первый ректор университета Харитон Андреевич Чеботарев и будущий ректор Петр Иванович Страхов. Вторую группу возглавлял куратор Иван Иванович Мелиссино, а его ближайшими сторонниками были профессор философии Иоганн Матиас Шаден и профессор красноречия Антон Алексеевич Барсов.

Примечательно, что линия раздела проходила не между масонами и немасонами, а внутри самого масонского братства. Мелиссино, член петербургской ложи “Скромность”, противостоял распространению розенкрейцерства и мартинизма, считая эти течения чрезмерно мистическими и потенциально опасными для государства. Этот конфликт отражал фундаментальное разделение российского масонства на умеренное “английское” направление и радикальное мистическое крыло.

Ситуация обострилась в 1778–1782 годах, когда университетом фактически руководил М.М. Херасков. В этот период Шварц, приглашенный в Москву, стремительно продвинулся от лектора немецкого языка до ординарного профессора кафедры философии. Под его руководством была создана филологическая семинария для подготовки преподавателей-единомышленников, организовано “Дружеское ученое общество”, проводились частные философско-мистические лекции. Университет становился центром распространения мартинизма – радикального мистического учения, основанного на работах французского философа Луи Клода де Сен-Мартена.

Ключевым инструментом влияния мартинистов стала университетская типография, переданная Херасковым в аренду Н.И. Новикову в 1779 году. Получив контроль над ней, Новиков развернул масштабную издательскую программу, выпуская как просветительскую, так и масонскую литературу.

За этим локальным университетским конфликтом скрывались амбициозные планы мартинистов. В 1781 году, во время зарубежной поездки, Шварц был возведен в “Теоретическую степень соломоновых наук” и признан верховным представителем этой степени в России. На Вильгельмсбадском конвенте масонов 1782 года Россия получила статус независимой VIII провинции Исправленного шотландского устава. Шварц был назначен канцлером, Новиков – казначеем, а место “великого мастера” намеренно оставлено вакантным для наследника престола Павла Петровича после его будущего воцарения.

Этим объясняется интерес мартинистов к ближайшему окружению цесаревича. В их круг вошли Сергей Иванович Плещеев, Иван Владимирович Лопухин и архитектор Василий Иванович Баженов. Документально подтверждено, что Баженов трижды встречался с Павлом Петровичем по поручению масонской ложи.

Открытое столкновение произошло в конце 1782 года, когда Мелиссино обвинил Шварца в создании тайной мартинистской организации под прикрытием “Дружеского ученого общества”. В оправдательной записке Шварц, признавая принадлежность к масонству, настаивал на исключительно просветительском характере общества. Конфликт завершился отставкой Шварца с университетской кафедры, хотя его влияние на московское масонство не ослабло – вне университета он продолжил развивать организацию, увеличив число ее членов до 85 человек.

Развязка наступила в 1792 году, когда императрица Екатерина II, получив сведения о планах масонов привлечь наследника престола, восприняла это как угрозу государственной безопасности. Последовали репрессивные меры: Новиков был арестован, его типография закрыта, многие видные масоны подверглись допросам.

Противостояние масонских группировок в Московском университете демонстрирует важную историческую истину: масонство в России не было монолитным движением, но представляло собой сложную систему различных течений с несовпадающими, а порой и противоположными целями. Одни стремились к просветительской деятельности в рамках существующего порядка, другие – к радикальной трансформации социальных институтов.